Но надо отметить, что по большому счету удары эти были ему, если не как слону дробина, то уж точно не смертельны — по моим меркам здоровый был лось.

И этот лось встал на ноги и очень нехорошим взглядом посмотрел на меня. Мне стало понятно, что уничтожать меня сейчас будут с чувством, толком и расстановкой. И наверное так оно и было бы, если бы из «Мышонка» не стали появляться новые участники нашего междусобойчика и первым вылез мой старый знакомый Горотул. Он появился как воплощение войны. Его заросшая рыжей бородой рожа (А у него была борода? Не помню. Может, отрастил?) так и полыхала мыслью:

— Кого бы прибить?

На груди у него болтались какие-то амулеты, обнаженные руки были покрыты татуировками, кольчуга-безрукавка блестела как солнце.

— ЫЫЫЫ — заорал он набегая на нас и махая двулезвийной секирой — Ррррубить по ррруски!

И первым он рубанул моего недоброжелателя, заодно сбил корпусом меня, да так, что я отлетел шагов на пять и врезался в стену. За ним из люка вылезали один за другим мои сокланы.

— Стало быть Жеррар был прав, здесь место главного удара — подумал я и подбежал к еще живому невысокому.

— Ну давай, добивай скотина — прошипел тот.

— Желание хозяина — закон для гостя. А в вашей цитадели вроде как гость — сообщил я ему и пробил пару раз в голову.

И мне не стыдно. Смею заверить — если бы не глупый, но смелый Горотул, хрен бы этот красавец дал мне легко умереть. Тут война, а не ристалище. А на войне один закон — либо ты, либо тебя. Так что сопли о благородстве и чести оставьте для дамских романов.

Горотул и мои сокланы тем временем перебили всех Диких близ нашей площадки и двинулись в сторону лестницы вниз, во внутренний двор. Я кинул взгляд по сторонам — везде была та же картина. Наши штурмовые группы выполнила свою задачу, удержав все три площадки и через них сейчас внутрь цитадели шли регулярные отряды Гончих Смерти.

От нашего отряда осталось пять человек. Сгинул еще в первой атаке бородатый живопыра Жеррар в своем однорогом шлеме, невозмутимый Келосса, бывший еще живым перед последним штурмом, тоже, судя по всему, этот последний штурм не пережил. На камни цитадели с площадки спустился только один лучник. Одного мага тоже порешили, да и второму досталось. Он вырывал из себя стрелу и брезгливо при этом морщился.

— Вы хорошо стояли парни — сказал Валент — Красавцы, всех отмечу.

— А тебе отдельное спасибо малой — подошел он ко мне — По мне так ты и так сделал больше чем мог. А что в драку особо не лез — так это правильно, не с твоим уровнем. Но вон, завалил же кабана.

— Ну, мне тут маленько помогли — скромно сказал я.

Раздался дружный смех. В нем звучал сгоревший адреналин, усталость и осознание того, что могли умереть. Могли. Но не умерли же. А раз живы — надо радоваться. Пусть даже и немудрящей шутке.

В этот момент внизу что-то здорово грохнуло. Валент поднял вверх палец.

— О. Ворота все-таки разнесли. Пошли, чего расселись. Самая забава пошла!

Мы, и присоединившиеся к нам выжившие (немногим больше чем у нас) с других площадок устремились к лестнице, ведущей вниз. Я, рассудив, что мой почетный героический долг на сегодня, пожалуй, что уже и выполнен, приотстал, бормоча:

— Вы идите, идите, я вас тут, с тылу, прикрою.

Соратники сбежали по лестнице навстречу буре мечей, а я опасливо (ну не люблю я высоты) посмотрел, что же там, внизу, творится. И, честно говоря, крайне впечатлился.

Внутренняя площадь была огромна, видимо опять вступил в действие закон, освоенный мной еще в родных пенатах клана Буревестники — снаружи все выглядит меньше чем внутри. Площадь внутреннего двора можно было сравнить по размеру ну, если не с Красной, то уж точно с Дворцовой. А может и наоборот. В целом — здоровенная была площадь. И на всей ее протяжённости куча народа бодро уродовала сейчас друг друга колющим, режущим и дробящим оружием. Общий бой распался на сотни мелких поединков. Ворота и в самом деле рухнули, судя по всему придавив с десяток обороняющихся, и в свободный теперь проход, с мечами и топорами наперевес вваливались бойцы Гончих. Дикие еще пытались остановить их, но это было уже бессмысленно.

— Что, гнида Гончая, радуешься? — раздался сзади меня голос.

Я обернулся и увидел мчащегося на меня с разинутым ртом и занесённым над головой мечом воина Диких, всего в каменной крошке и пыли. Видать оглушило бедолагу на какой-то стадии боя, он очухался, а тут я стою и вниз таращусь. Вот его обида и взяла.

Драться с ним я, конечно, не планировал, поэтому просто чуть-чуть взял правее и подставил ему ножку. Он, видимо пребывая в обалдении, и не до конца восстановив координацию в пространстве, добежал до меня, споткнулся о мою ногу и как-то даже без крика свистанул вниз со стены. Я сразу глянул, чем для него закончился этот полет и как-то и не удивился даже, что коконом. А вы что хотели? Тут в первом приближении не ниже чем этаж третий, пять пролетов здоровенной лестницы. Да еще и вниз головой.

— Наш Икар — сказал я в восхищении — Как летел!

Бой разгорался. Над площадью стоял густой мат, слышались нечленораздельные выкрики, отдельные междометия и рев Горотула, требующего между ударами, чтобы его подвиги увековечили съемкой на внутреннюю камеру. Сам он, подозреваю, включить ее не мог, ибо не знал как.

Рассматривая картину всеобщего боя, я увидел нечто, крайне мне не понравившееся. А именно — совсем недалеко от меня, буквально под стеной, к которой припарковались «Мышата» трое Диких зажали в углу красотку Милли Ре, с которой прямо перед боем я познакомился в шатре Главнокомандующей. Она явно была замечательной мечницей, ее два клинка порхали как бабочки, и она довольно удачно оборонялась от трех воинов, но ее поражение было всего лишь вопросом времени. Нападать она не могла, отдавая все внимание и силы защите, и поэтому раньше или позже трое здоровенных воинов неминуемо продавят ее защиту. Я это понял и стал думать, как помочь союзнице. Что, ввязавшись в бой, я ей точно не помогу — мне было предельно ясно. Пара ударов — и я воспоминание. Использовать эффективно те двадцать-тридцать секунд что я ей выиграю она может, конечно, успеет. А может и нет. Тут надо что-то другое. Но вот что?

Я обводил глазами стену, и мой взгляд зацепился за обломок зубца, довольно длинный и угловатый, снесенный видно еще во время артподготовки одним из файерболов, которые запускали наши маги.

— О — сказал я и поднял указательный палец вверх.

Я подбежал к обломку и попытался его поднять. Оказался невероятно тяжелый, зараза. И я его потащил волоком, чихая от пылюки, которую сам же и поднял.

Видит Бог, я спешил как мог, но когда я подтащил бульник к нужной мне точке и посмотрел вниз, чтобы определить квадрат камнеметания, я увидел, что дела Милли уже очень плохи. Она отбивалась из последних сил и судя по всему, уже пропустила пару ударов. Надо было поспешать. Я установил камень на самом краю и заорал:

— Э, уроды! Вы, трое, что девчулю обижают!

У меня не было уверенности, что в этом шуме меня услышат, но то ли у них там внизу была акустика получше, то ли заорал я громко, но двое из трех голову подняли, возможно, чисто инстинктивно.

— Получи фашист гранату — сказал я и толкнул камень вниз, прямо на глазеющих в недоумении на меня Диких. Увернуться они не успели — камень летит быстро, да полагаю и их изумление мне сильно помогло — ну не привыкли воины к тому, что на них кто-то что-то сверху скидывает. Да и попал я удачно — обоими концами обломок зацепил обоих, не убив, но раскидав их в разные стороны.

Милли использовала предоставленную ей передышку крайне эффективно. За эти секунды она, видимо на пределе сил, атаковала третьего противника, провела ряд блестящих фланконад и прибила его прямым ударом в горло, что было довольно красиво.

После она подбежала к одному из двух оглушенных и начала рубить его саблями, судя по всему при этом отчаянно бранясь. Тот вертел головой и пытался дотянуться до своего меча, но умирать не спешил.